Частица тьмы - Терри Тери

— В случае с Келли имелось лечение, которое было ей жизненно необходимо. И я увез дочь, чтобы обеспечить ей это лечение.

Ксандер провожает меня до дома, затем возвращается, чтобы посмотреть, как там Келли. Говорит, чтобы я постаралась уснуть, что еще придет поговорить завтра.

Дверь за ним закрывается, и я прислоняюсь к ней. Ну и ночка. Я нашла Келли — точнее, Чемберлен нашел, — но то, что нашла, оказалось совсем не тем, что я ожидала. И что теперь делать?

Мой план был такой: отыскать Келли, убежать с ней от Ксандера и вернуть ее матери и Каю. Но возможно ли это? Действительно ли ей необходимо быть с Септой? Как она вернется домой к своей прежней жизни, когда при одном лишь звуке собственного имени начинает кричать, словно от невыносимой боли?

И думая об этом, я снова вспоминаю тот крик. Он был почти нечеловеческим, как у раненого животного, — чистейшая агония. Не сумев помочь, я в панике мысленно связалась с Ксандером, а он, должно быть, позвал Септу.

И все это случилось по моей вине.

Прости, Келли.

3

ЛАРА

Голова тяжелая, в сознании туман. Я открываю глаза и тут же жалею об этом — они опухли и чешутся.

Как будто я плакала.

Почему?

Поднимаюсь, иду в ванную, умываю лицо водой. На щеке красная отметина, и я осторожно дотрагиваюсь до нее. Больно, словно ударилась о дверь.

Или меня ударили.

Я напрягаю память, но воспоминания о предыдущем дне не приходят, а потом меня омывает покой.

— Лара? Ты проснулась. Хорошо. Я принесла тебе завтрак.

Септа стоит в дверях, и отчего-то у меня возникает желание попятиться, отступить, и глаза ее расширяются, а улыбка сникает.

Но затем волна спокойствия наполняет душу, и когда она подходит ближе и протягивает руку, я протягиваю свою. Она сжимает ее своей теплой ладонью и улыбается.

— Но сначала, перед завтраком, идем со мной.

Она тащит меня в гостиную, где мы садимся на пол. Дыхание. Вдох, выдох, покой, умиротворение. Я ощущаю под собой пол, воздух, когда он входит в мои легкие и выходит из них, сердце, его ровное биение.

Внутри меня вспышка тепла, и затем боль в голове, щеке и глазах уходит.

«Ну вот. Чувствуешь себя лучше?» — спрашивает она.

«Да, спасибо. Но почему…»

«Никаких вопросов. Идем». Мы открываем глаза, и она помогает мне подняться.

На подносе тарелка с фруктами, булочками и сыром, и перед моим мысленным взором мелькает другая тарелка… которую я протягиваю в окно? И даю мальчику, который открывает дверь?

— Ну ты и фантазерка, — говорит Септа, и я понимаю, что это была греза, тоска по другу. Но у меня нет друзей, верно?

Септа ведет меня в поле ниже общины, помочь ей в огороде — выпалывать сорняки, прореживать растения, резать лук на обед. Всю эту работу я уже выполняла много раз, но сегодня кое-что по-другому.

Септа остается рядом. Наблюдает.

К обеду ей это надоедает, и она располагается с книгой на скамейке в тени деревьев. Могла бы помочь, тогда и скучно не было бы.

У меня уже болит спина от того, что долго стою, согнувшись, и я опускаюсь на землю. Что-то мягкое касается моей руки. Вздрогнув, я оборачиваюсь.

Это кот. Красивый серый кот, да такой большущий. Я осторожно протягиваю руку, и он нюхает ее, потом трется о нее головой. Я глажу его шерстку, и он начинает громко урчать и плюхается у моих ног.

Мне всегда хотелось иметь кошку, но я не могла, потому что… потому что у кого-то на них аллергия. Я недоуменно хмурюсь. У кого? Еще один образ мелькает у меня в голове: рыжая полосатая кошка, моя кошка. Но нет, это невозможно. У меня ведь никогда не было кошки. Так?

Серый кот мягко шлепает меня лапой по руке, чтобы я еще раз погладила его, и мурлычет громче.

Может быть, у меня наконец-то есть и то, и другое: и кошка… и друг.

Когда Септе надоедает бездельничать и она зовет меня, кот, словно понимая, как лучше, идет следом, но на расстоянии. Септа оставляет меня в доме, и я всеми силами сосредоточиваюсь на двери, когда она закрывает ее.

Я по-прежнему не могу видеть дверь — ни ее контуры, ни ручку, ничего, но я постаралась точно запомнить, где она была, и теперь протягиваю руки и с закрытыми глазами отыскиваю ручку. Поворачиваю ее, немножко приоткрываю дверь и выглядываю.

Здесь ли кот?

Он выглядывает из-за деревьев, потом бежит к двери. Трется о мои ноги, входит в дом.

Я оставляю дверь приоткрытой, чтобы продолжать видеть ее и чтобы этот лапочка ушел, если захочет. Я знаю, каково оно, быть запертым в четырех стенах, и не стану удерживать его силой.

Но надеюсь, что он останется.

4

ШЭЙ

Ксандер появляется только следующим вечером, и я схожу с ума от нетерпения. Не успевает он открыть дверь, как слова, которые я собираюсь сказать, вырываются сами:

— Она моя сестра. Я хочу ее видеть.

— Я понимаю, правда понимаю. Но меня беспокоит, что может случиться повторение вчерашнего.

— Не случится. Я не стану называть ее по имени или говорить что-то, что напомнит ей, кто она такая. Обещаю. — И я намерена сдержать слово… пока. Но чем больше я об этом думаю, тем больше недоумеваю. Как может быть правильным метод лечения, отрицающий существование подлинной личности больного?

— Септа по-прежнему считает, что мы должны дать ей время и не беспокоить ее, пока память об этом происшествии не сотрется. В противном случае твое появление может вызвать рецидив.

— Но…

— Знаю, тебе не терпится увидеться с ней. Но мы должны считаться с тем, что лучше для Келли.

Тут я вспоминаю Беатрис, запертую в «тихой» комнате ради эксперимента Септы, и мне как-то трудно поверить в то, что она ставит интересы Келли выше собственных.

А что представляет для нее самый главный в жизни интерес? Ксандер.

— Да, я понимаю, что мы должны в первую очередь думать о Келли, и я согласна. Но…

— Терпение. — Он усмехается. — У меня его нет, так почему оно должно быть у тебя? Но пока что ничего менять не будем. А тем временем нам есть чем заняться, что изучать, о чем подумать. Идем.

Я иду следом за ним в библиотеку, и он оставляет меня у дверей. Елена с Беатрис уже там, и он мысленно просит меня не рассказывать им пока про Келли. Потом уходит.

— Где ты была? Что случилось, Шэй? — тут же забрасывает меня вопросами Беатрис.

— Ничего.

— Ты обманываешь.

— Ну, то есть ничего, о чем я собираюсь вам рассказать. Давайте, отвлеките меня, расскажите, что вы делаете.

Беатрис улыбается.

— Мы скоро уйдем на несколько километров отсюда и проверим, сможем ли по-прежнему участвовать в единении сегодня вечером. Если получится, пойдем дальше, потом еще дальше. — Она в радостном предвкушении.

— Да. Восхитительно, правда? — говорит Елена. Она тоже взволнована. — Интересно, как оно будет, если получится?

Никто не знает, и мне, несмотря ни на что, тоже любопытно и интересно попробовать.

Они вскоре уходят вместе с еще несколькими членами общины, которые знают дорогу на ферму. Мне грустно расставаться с ними, особенно с Беатрис, но я стараюсь ей этого не показывать.

Я брожу между библиотечных стеллажей, ищу чего-нибудь, чтобы отвлечься. Что-нибудь, на что глаз упадет… молекулярная генетика? И тут я вспоминаю, как изменила генный код, отвечающий за волнистость моих волос, чтобы сделать их прямыми.

А я еще говорила Ксандеру, что не уверена, следует ли нам менять себя, даже если предположить, что такое возможно, хотя сама уже это сделала. Будет ли изменение в моих волосах постоянным, или волосы, когда отрастут, вернутся в прежнее состояние? Если это навсегда, то какой ген унаследуют мои дети, если они у меня будут, прямых волос или волнистых? Если это так, что ж, я уже эволюционировала в соответствии со своими желаниями.